Блог

Nov 14, 2023

Боги обмана Дэвида Адамса Кливленда: избранный отрывок

«В первые дни холодной войны многие американцы просто не могли поверить в то, что

«В первые дни холодной войны многие американцы просто не могли поверить, что такой идеальный джентльмен, как Алджер Хисс, может быть красным шпионом. Дэвид Адамс Кливленд использует свой дар рассказчика, чтобы представить более глубокие человеческие истины, скрывающиеся за заголовками. Боги обмана — это пышно-яркая история о призрачном времени».

— Эван Томас, автор книги «Самые лучшие люди и быть Никсоном»

Мы оказались в ловушке трагедии истории.

— Уиттакер Чемберс

21 ЯНВАРЯ 1950 ГОДА

Помощник адвоката защиты Эдвард Димок, летний загар которого красиво исчез под каштановыми волосами, выпрямился за столом защиты, наблюдая, как двенадцать членов присяжных возвращаются в зал федерального суда, храм которого возвышается над Фоли-сквер. Он склонил голову, щурясь, как опытный птицелов, его голубые глаза внимательно следили за любыми подсказками на восторженных лицах восьми женщин-присяжных заседателей, чувствуя облегчение от серьезных, если не суровых, свеженакрашенных хмурых взглядов, телеграфирующих из ложа присяжных, обшитая дубовыми панелями. Он посмотрел на часы, а затем на медные настенные часы над входом в комнату присяжных: 2:46 — двадцать минут после обеденного перерыва. (Конфигурация рук, точнее, угол в 165 градусов, которая навсегда застыла в его мысленном взоре.) Он механически кивнул, как будто сработал переключатель в точно отлаженном механизме. Сорокатрехлетний мужчина, находившийся сейчас в расцвете своих сил, с несколькими седыми прядями в поднятых вверх бровях для серьезности, он задумчиво подпер челюсть кулаком.

Нет, конечно, не так много в демонстрируемой нерешительности и еще меньше в прямом взгляде бригадира присяжных миссис Ады Конделл, которая мрачно ждала на своем месте, пока судья поинтересуется их вердиктом. Эти и другие предзнаменования катастрофы заставили Эдварда взглянуть на стол защиты, где его клиент, Алджер Хисс, со стоической решимостью сидел рядом со своей женой Присциллой. Ее знакомый вздернутый нос и дрожащие, сжатые губы заставили пульс Эдварда участиться, и он прижал кулак к острому уголку подбородка, подавляя желание высказать предупреждение и одновременно готовясь к худшему. Внизу смутная тряска машин или грохот поезда метро, ​​вибрирующего пол. По плоскости мокко его недопитого кофе двинулась рябь. Еще один аватар космического катаклизма, который, похоже, понравился судье Генри Годдарду: то, что газеты уже провозгласили испытанием века, даже если столетие завершилось лишь наполовину. Годдард снова сделал паузу, поглощенный своей маленькой драмой перетасовки бумаг на скамейке, вероятно, готовясь к неизбежному шуму после этого четырехнедельного испытания, которого ожидали сотни репортеров, собравшихся в кучу, чтобы кессонный потолок зала суда, глядя вперед, как человек с поднятыми ручками, затаив дыхание. . . в то время как серьезная Фортуна, свернувшаяся клубочком, готовая прыгнуть, в левом переднем углу скамьи присяжных, ждала своего часа на исторической сцене.

Получив минутную передышку (шаркание, шарканье), Эдвард поднял взгляд на тусклый, жидкий январский свет, заливавший витражное окно над ложей присяжных, на тринадцатом этаже над Фоли-сквер и многолюдным мегаполисом, где он и его отец до него невероятно процветали. И все же в этой пасмурной серости не было ничего, что могло бы доставить ему удовольствие, кроме мыслей о побеге на пылких крыльях в Эрмитаж, в его убежище в Кэтскилле - сейчас, сегодня, через час или меньше, с Энни, девочками и Тедди (все еще на рождественских каникулах). девчонки из Чапина и Тедди из Йельского университета). Закрывая глаза, чтобы увидеть расширенную татуировку с сердцебиением, он стремился объединить моральный авторитет и профессиональную компетентность, которые Гротон, Йельский университет, Гарвардский юридический факультет, заветную должность клерка у Оливера Венделла Холмса, свою должность главного специалиста в Beekman-Morris и три года спустя Совет военного производства в Вашингтоне уже давно привил ему опыт и отточенные инстинкты, которые теперь побудили его отказаться от тоскливого взгляда и устремиться к угрюмой пустоте свидетельской будки. Он вздохнул, когда в последний раз обдумывал ту декорацию, где всего несколько дней назад он применил елейные теории психопатического расстройства личности и бессознательной мотивации против главного свидетеля обвинения, бывшего коммуниста и редактора журнала Time Уиттакера Чемберса, с ужасные результаты будут подтверждены мгновенно.